— Вы родились и выросли в Шампани. Насколько сложно было переключаться на работу с более южными терруарами — Vosne-Romanee и Nuits-Saint-Georges, когда вы вступили во владение своим доменом Georges Noellat?
— Напротив, довольно легко. Многое здесь, в Бургундии, проще. В Шампани больше холода и влажности. Вследствие этого — постоянные проблемы с тем, чтобы иметь хорошую фенольную зрелость ягод. К тому же все время думаешь о том, как уберечь виноградники от болезней — милдью, оидиума, ботритиса... Ну а самая большая разница между бургундским и шампанским заключается в том, что в Бургундии все участки уникальны, и каждый дает совершенно особенное, отличное от других вино. В Шампани же между двумя участками гораздо меньше различий.
В целом, для меня это два разных стиля работы. И здесь нельзя придерживаться какой-то единой философии.
— Насколько вам сегодня помогает ваше «шампанское» прошлое?
— Скажу так: для меня вызов заключается в том, чтобы на меня не влияло прошлое. И чтобы я мог учиться в соответствии с моей личной чувствительностью к терруару, создавая свое вино. Со своим неповторимым лицом.
— Есть ли кто-то из бургундских виноделов, кого бы вы могли назвать профессиональным ориентиром для себя?
— Я уважаю многих виноделов по всему миру. Все великие вина, так или иначе, внесли свой вклад в создание вина моего стиля. При этом я особо уважаю мадам Леруа за то, что она создала новый стиль работы на виноградниках.
— Известно, что вы практикуете «разумное виноградарство», lutte raisonnee. Насколько такой подход сегодня востребован в Бургундии — довольно-таки консервативном винодельческом регионе?
— Для виноградарства мне нужен лучший виноград — и сейчас, и в будущем. Для этого необходимо использовать биологический подход. Но это — не догма. Если у вас действительно много дождей и болезней, то вы можете использовать химическое лечение. Впрочем, последний раз я его практиковал довольно давно — в 2013 году... Главной же целью виноградарства я считаю баланс фенольной зрелости и сахара. Для этого действительно важно высокое качество работы на винограднике. Здесь нет мелочей. Важны и подвязка, и обрезка, и многое другое. И, что немаловажно, нужно избегать стресса для лозы.
— Какой философии вы придерживаетесь в отношении винификации?
— Я просто хочу делать вино, которое мне нравится. Которое я буду пить. И я стараюсь во всем соблюдать баланс. И в том, что касается работы на винограднике, и в процессе винификации. Все мои вина обладают уникальными свойствами. Я не стремлюсь их как-то приглаживать, усреднять. Нельзя забывать, что величайшие вина — это, прежде всего, плотность и энергия. Но в то же время я, образно говоря, хочу жизни во рту.
— В середине 2010-х наблюдался невероятный бум потребления бургундских вин в Китае. Львиная доля премиальной Бургундии отправлялась прямиком в Пондебесную, минуя большинство других стран. Как изменилась тенденция в последние годы? И изменилась ли?
— Рынок бургундских вин меняется. Во многом потому, что многие производители нового поколения делают действительно лучшую работу, а средний уровень бургундского вина невероятен. Поэтому все больше людей хотят наши вина, и, как следствие, цены растут. Так что дело здесь не только во влиянии Китая.
— Насколько трудным выдался для бургундских виноделов (и, в том числе, и для вас лично) год минувший?
— Нужно понимать, что у каждого винтажа – свои особенные проблемы. Что всякий раз ставит новый вызов перед виноделом. 2022 год был, по большому счету, легким винтажом: ни болезней, ни морозов. Главной проблемой было лишь по-настоящему сухое и жаркое лето.
— Вообще, насколько труднее стало в последние годы «воевать» с климатом в Бургундии? Наблюдается ли пресловутое «глобальное потепление»? Или погода просто все чаще отходит от среднестатистической в ту или иную сторону?
— Да, я вижу разницу. «Маятник» качается в обоих направлениях. При этом процесс вегетации теперь начинается заметно раньше, чем прежде. На данный момент это не вызывает особых проблем в Бургундии. Но нужно понимать, что сейчас необходимо менять методику виноградарства с прицелом на будущее.
— Сколько бутылок вина в вашей личной коллекции? И только ли Франция в ней представлена?
— Я не знаю, сколько у меня бутылок, потому что их количество меняется каждый день. Приблизительно — около 10000 бутылок. Половина — от разных бургундских виноделен. Другая половина включает, по большей части, бордо, Италию, портвейны и немецкие рислинги.
— Это ваш первый визит в Россию. Что вы ждете от этой поездки?
— В этом моем путешествии я хочу открыть для себя культуру вашей страны. Также очень хотелось бы, чтобы русские люди переняли мое личное отношение к вину, понимание того, что же такое на самом деле великое вино.